На фоне их казаться будешь - гением"!
714
А. Павловский
Часто, долгими часами, обдумывая создавшуюся вокруг меня ситуацию, старался честно и объективно проанализировать: В чем же я виноват, и кто причастен к такому моему положению?
И пришёл к выводу, что во всех моих бедах виновата "гауптштабсциммер" севастопольской "элиты" - штольня "мускатного шампанского".
Обычно её посещают представители городских "властей", которые, не имея стыда и совести, "на халяву" постоянно наслаждаются там чудодейственным нектаром крымской виноградной лозы. Проезжая мимо штольни, можно видеть, как из неё "вываливает" толпа городских начальников разного калибра: работники горкома партии, райкомов партии, горисполкома и райисполкомов, милиции и прокуратуры и других организаций.
Частыми гостями этого "лакомого местечка" были и консультанты из симферопольской клиники нейрохирургии, руководство здравоохранения города и нашей больницы. Вначале несколько раз приглашали туда и меня. Но я не любитель "шампанского". Из всех вин редко позволял себе выпить немного "Каберне".
В этой штольне, обычно, "вершились" великие дела, в том числе и проблемы здравоохранения. В ней была "решена" и моя судьба. В дегустационном зале, сопровождая лестной улыбкой и сладкой речью, всегда "угощала" технолог цеха Анна Семеновна - жена моего ординатора Бронислава Малышева. Её муж - Слава Малышев, в общем, был очень добрым человеком, но он не был рожден для нейрохирургии и медицины, вообще. Бог не осчастливил его таким даром. С жезлом "гаишника" за голенищем сапога и погонами младшего лейтенанта ГАИ, он окончил Крымский медицинский институт. К сожалению, он так и остался "гаишником". Однажды доставили одного мотоциклиста после ДТП. Читая историю болезни, написанную Малышевым, просто удивился: на первой странице нарисована схема перекрестка с указанием названий улиц и расположением мотоцикла. Читаю текст: "Мотоциклист на большой скорости не вписался в поворот и т.д.". А далее: ни слова о пульсе, артериальном давлении, зрачках, рефлексах и других неврологических симптомах поражения мозга.
Я взял чистый бланк, и после совместного осмотра пострадавшего, под диктовку, заставил его написать новую историю болезни так, как это следует.
- Вашу историю болезни, Бронислав Иванович, отвезите в ГАИ, там она больше понадобиться! - пошутил я, - В дальнейшем прошу не забывать, что Вы - уже не "гаишник", а врач-нейрохирург!
Как-то поступил больной с травматической эпидуральной гематомой, и я разрешил ему вместе с травматологом Юрием Качуровым оперировать того больного. Это, пожалуй, самая простая операция.
- Прекратите удалять здоровую кость! Прошейте и перевяжите сосуд и остановите кровотечение! - говорю ему.
А он - ноль внимания! Продолжает яростно резецировать (удалять) кость. Я попросил ассистента придавить пальцем кровоточащий сосуд, оттащил Бронислава от операционного стола, надел перчатки, прошил и перевязал сосуд. Кровотечение остановлено.
- А теперь, Юра, - обращаюсь к ассистенту, - зашейте, пожалуйста, рану. Только не сильно стягивайте швы.
Я убедился, что Малышеву нельзя доверять даже самую простую операцию, поскольку он не обладал чувством: "Вовремя остановиться!". А это в хирургии - главное правило. Поэтому я запретил ему брать в руки скальпель и самостоятельно оперировать.
- Скальпель, Бронислав Иванович, - игрушка не для Вас! Вы не умеете им пользоваться! - сказал ему однажды, - Будет гораздо лучше, если Вы перейдёте на другую работу, например, в организационно-методический отдел. Там, работая с бумажками, Вы принесёте гораздо больше пользы здравоохранению города, чем сейчас в нейрохирургии.
Он промолчал....
Он был весьма странным человеком. Его внешний вид всегда был неряшливым, чистый белый халат буквально на следующий день превращался в тряпку. Он страдал бессонницей, поэтому появлялся в больнице рано - после 6:00 утра. До начала рабочего дня он успевал обойти территорию больницы, переговорить со сторожами, дежурными водителями и персоналом приемного покоя, и всегда был в курсе всех событий. Я никак не понимал: Зачем ему всё это было надо? Из-за его "проделок" я заполучал много выговоров, и даже пару раз доводилось выступать в суде, защищая честь отделения.
Однажды, когда я уже не работал в больнице, в воскресный день еду по городу и вижу, как на большом перекрестке в центре города стоит наш Славка Малышев в белом халате, и неврологическим молоточком, будто "гаишным" жезлом, "регулирует" движение машин. Я остановился, схватил его за руку, затащил в машину, и привез в больницу, поскольку он был ургентным нейрохирургом. Завожу в приемный покой, а дежурный медперсонал коршуном "налетел" на него.
- Вы, что идиот? - с яростью набросилась на него дежурная медсестра. - Мы уже два часа Вас ищем! Здесь без всякой помощи лежит в коме больная после автодорожного происшествия!
- Девочки! Не кричите на него! Эти два часа он усердно трудился в роли своей прежней профессии - автоинспектора. Он регулировал движение машин на очень сложном в городе перекрестке! - говорю я.
Но, городским властям, особенно бывшему секретарю райкома КПСС, а нынешнему - секретарю горкома коммунистической партии Василию Пархоменко и симферопольской "профессуре" Анна Семеновна каждый раз "вносила в уши", что её мужа - талантливого нейрохирурга и трудягу, какой-то там Яровой "зажимает", и всяческими путями пытается выжить из нейрохирургии. И так, при мне этот бездарный и бесперспективный "нейрохирург" в течение тринадцати лет только лишь занимал место в нейрохирургии. И ничего с ним невозможно было поделать.
- Когда Вы избавитесь от него?!
- Готов, хоть сегодня! Переведите его в хирургию! - отвечаю.
- А на х..й он нужен нам нужен в хирургии! - говорит "главный".
И в тот же день включалась, словно выпущенная из пожарного водомёта, струя "шампанского мускатного", которая сразу же "гасила" еще неразбушевавшееся пламя, и замывала следы его греха. После возлияния "шампанского" вовнутрь, начмед и "главный" сразу меняли гнев на милость. Броня, как они его по-дружески называли, - становился опять уважаемым человеком в больнице. А моя, - "...надцатая" по счету, попытка перевести его в другое отделение, опять "утопала" в "брызгах" "шампанского виноворота". В итоге, каждый раз, - я получал выговор....
Анна Семеновна - женщина умная, практичная и цепкая. Продумала, просчитала все варианты, и решила:
"Из нейрохирургии надо убрать самого заведующего".
Спросите: Зачем ей это надо?
А вот зачем: Яровой - не такой продажный, как начмед и "главный", за паки "шампанского" он никогда не предаст интересы нейрохирургической службы, и не станет дальше терпеть в отделении её мужа. Рано или поздно, он таки избавится от него. Но у них есть сын, который оканчивает институт и мечтает стать "потомственным" нейрохирургом. А Яровой, зная генетику и законы наследственности, гляди, усомнится в его способностях, и может стать грозной преградой на его нейрохирургическом пути. Поэтому: Ярового надо убрать из нейрохирургии! Но, как? - рассуждает она далее, - "Главный" и начмед преданные мне люди. Это ещё те кадры?!
Конечно, за паки шампанского, которыми до потолка был забит её гараж в кооперативе "Волна", эти орлы кого угодно продадут и даже Родину-мать, не то, что там какую-то нейрохирургию. Главное, что им, совершенно безразлично, что станется с нейрохирургией в городе, если они уберут оттуда Ярового.
- Но, этих "тяжеловесов" - рассуждает она далее, - надо ещё более укрепить. В эту афёру надо подключить ещё доцента Ющенко и профессора Морозова. И тогда будет создана настолько сильная коалиция, что она враз расправится с Яровым. Ну, а если он вздумает обратиться в горком партии, чтобы восстановиться на работе, то и там есть "свой", такой же продажный, но надежный человек - секретарь райкома партии Василий Пархоменко. Тот кадр обязательно поддержат решение "моей команды".
Распутывание клубка истины - неблагодарная задача.
"In Mendes Veritas!" -Истина - во лжи! - так утверждает древнее латинское изречение.
Если, кто-то сомневается в этом, то советую послушать песню Владимира Высоцкого: "Баллада о правде и лжи".
В ней есть такие замечательные слова:
"Некий чудак и поныне за правду воюет,
Правда, в речах его правды на ломаный грош,
Чистая правда со временем восторжествует,
Если проделает то же, что явная ложь".
А у барда Александра Дольского есть другие слова, которые именно характеризуют моё положение:
"Не пробиться ни вниз, ни наверх, никуда,
Слово смелое глохнет, мельчают прозренья...
Быть талантливым страшно, а честным - беда,
И смешно одержимым высоким гореньем"...
Я не стал, в пику моим "друзьям" и недругам, "проделывать" такие же "козни" (тайные, злые и коварные умыслы), а лишь посвятил им собственные следующие строки:
"Я раздражаю вас? Ну и что же?!
Вам за успехи мои обидно?
Я ж наслаждаюсь, и, ,видя ваши рожи!
Поверьте, мне нисколечко... не стыдно.
Ну - всё! Салют! Пишите письма!
И не будите во мне Дракона!
Ведь, я свободный и независим!
И мне... не давит моя Корона"!!!
Всю мою жизнь в медицине, я считал лечебное учреждение ХРАМОМ физического здоровья, аналогично Православному ХРАМУ, дарящему людям здоровье духовное.
С его разрешения, я позволил себе поместить его в моей книге, ибо оно слишком запало в мою душу, и его содержание созвучное с моей судьбой в медицине:
"В детстве виделось мне, что построил я Храм
Но войти туда может не каждый.
Только тот, кто от подлости в жизни страдал
Сможет в нем утолить свою жажду.
Вырос я, и свершилось, как в детстве мечтал
Храм воздвигнул, не следуя моде,
Только дервиш горбатый мне как-то сказал:
Это вызовет зависть в народе.
Что построил я Храм, никого не спросив,
Не имея на то разрешенья,
Что не хватит мне в жизни здоровья и сил
Сохранить для несчастных строенье.
Много люду пришло, собралось у ворот,
Не пришлось приглашать мне их дважды.
Только был удивлен набежавший народ,
Что войти туда может не каждый.
С той поры поубавилось в сердце друзей,
Средь врагов я их чаще встречаю.
Только шепчет душа: "Не жалей, не жалей!
Не один в этой жизни страдаешь"!
Неужели так нужно, мне горя хлебнуть?
Чтоб понять, - кто не рядом со мною,
Кто бросает шипы на мой жизненный путь,
Заставляя платить меня кровью....
Я за всё заплачу, только сердце не дам
Ни в обиду, ни на растерзанье,
Не замазать им грязью и подлостью Храм,
Обрекая меня на страданья....
Решил никуда не обращаться и никому не жаловаться, ибо знал, что всё это - совершенно бесполезно. И лишь однажды поведал академику Андрею Петровичу Ромоданову о том, как мне живется в Севастополе, на что он ответил:
- Севастополь - город особый.... Он требует к себе уважения и поклонения! Да и крымская нейрохирургия у нас - тоже особая. Могу предложить Вам должность главного нейрохирурга в двух областях Украины или старшего научного сотрудника в моём институте. Выбирайте!
Я поблагодарил его, и решил подумать. Мне никак не хотелось уезжать из города, в котором живут замечательные люди, но надо было что-то предпринимать, поскольку, работать в таких условиях стало просто невыносимо. И у меня возникла мысль:
"Уеду я на войну - в Афганистан! Там уж точно будет легче. А дальше, что Бог даст, то и будет! Может хоть там, удастся сбросить с себя тяжкое ярмо четырнадцати партийных поручений, и обрести душевный покой".
Как говорил Господь: "В мире будете иметь скорбь, но мужайтесь", а это значит, что каждый из нас должен нести свой крест...".
Читатель спросит меня: Зачем я столько внимания уделил своей больнице?
А вот зачем: Таких лечебных учреждений, как севастопольская больница, в которой мне довелось не работать, а страдать - очень много. Они были, есть и будут, особенно сейчас, когда медицина стала коммерческой, и руководят ими невежды.... Мне не безразличны судьбы талантливых, умных и перспективных врачей, оказавшихся в положении "белых ворон".
В таких лечебных учреждениях вольготно чувствуют себя только подхалимы и лицемеры.
"Лицемерие - путь к счастью у подлецов"! - часто говорил мне А. Павловский. Пожалуй, - он прав.